Чувства у нее перевернуты! Его ненависть — ее любовь!
Все совпадало: злодейства низкорослого человека на дороге — ответ на любое раздражение мужчины. А Злоба… она же была возбуждена, когда он сердился или тосковал, и холодна, когда он был настроен романтично. Неудивительно, что поладить с ней было невозможно.
Невзгода лежала рядом с ним, ее волосы блестели. Он ударил ее. Миньонетка качнулась от удара, ослепительно улыбаясь. Он схватил ее пламенные пряди и грубо потащил к себе, поражая ее ненавистью. Невзгода подскочила, чтобы встретить его дикий поцелуй. Он сильно прикусил ей губу, как ему показалось, до крови; она застонала от удовольствия, но крови не было.
Атон схватил рукой ее шею и осторожно сдавил. У него в уме возник образ нежных полей хвей — ждущая, льющаяся через край любовь, самозабвенно жаждущая своего предмета.
Невзгода выкручивалась и боролась, ее лицо исказило страдание.
— Да, — сказал он, — тебе больно, ведь так? Насколько было бы больнее, если бы любил тебя я сам, а не только хвея?
У миньонетки вырвался сдавленный крик.
Атон держал ее крепко, хотя она очень сильно вырывалась.
— Вот видишь, Невзгода, — я куда больший садист, чем ты думала. Я знаю, что тебе больно находиться рядом с любовью — и причиняю тебе боль тем, что люблю тебя. И ты должна с радостью вернуть любовь мужчины, который делает тебе больно.
Она прекратила борьбу и смущенно посмотрела на него. Она не понимала произносимых слов, но их настроение было разрушительным.
— Я пожалею тебя, — продолжал Атон, не выпуская ее. — Я пощажу тебя, ибо моя любимая меня не пощадила. Поскольку я не могу непосредственно воспринимать твои чувства, как ты мои. Поскольку ты не способна постичь парадоксальный склад своего характера. Поскольку я понимаю искренность твоих намерений и необходимость твоего вдовства. Поскольку хочу сделать тебя счастливой на то короткое время, что отпущено мне. Я награжу тебя, выплеснув весь свой гнев, который вызвала во мне твоя сестра. Я убью тебя, Невзгода!
Он держал голову Невзгоды в своих сильных ладонях, ухватив пальцами уши, и поворачивал ее. Миньонетка улыбалась. Его мышцы напряглись — он пытался медленно свернуть ей шею. Она целиком отдалась этой роскоши. Невзгода напоминала куклу — мягкая, податливая и невероятно упругая внутри. Атона охватила ярость, и он погрузил ее головой в лежанку, словно собираясь закопать в траву.
Давным-давно изможденный, он осознал, что голых рук, как бы умелы они ни были, недостаточно, чтобы убить миньонетку. Она — создание кары, она для нее сотворена, она наслаждается ею.
Проиграв, Атон отдыхал; ее теплое тело прижалось к нему с лаской и любовью. Он не в силах был очиститься от того, что находилось в нем.
А нож проткнет эту хрупкую на вид плоть? Он боялся узнать. Старая плеть не оставляла на ее теле следов.
Но имелись и другие тайны. Все миньонетки словно были отлиты в одной-единственной форме; все извращенно реагировали на садистскую любовь, тогда как мужчины казались нормальными. Он не видел еще старух. Неужели они все молоды?
— Как долго вы живете, Невзгода? — на этот раз Атон спросил жестами.
Она ответила:
— Нет предела…
— Вы бессмертны?
— Нет.
— Как же вы умираете?
— Когда боль очень сильна, она убивает.
«А наша любовь — ваша боль, — подумал он. — Пока мужчина ненавидит вас, вы живете и становитесь все прекраснее, и ваши волосы пылают. Но когда он добр, когда любит, вы умираете.
Однако умер Розовый Утес, а не его жена».
— Ты знаешь смысл любви? — спросил он.
— О да, это мое существование. Я люблю…
— Ты любила Розового Утеса?
— Да… сначала он был хороший. Но у нас не было сына. Потом его душа вывернулась, и он стал причинять мне страдание. Я заставила бы его вновь полюбить меня, если б его не забрали.
Конечно. Миньонетка крепка. Она бы не угасла в обычной женской беспомощности. Если мужчина «обижает» ее, она старается избавиться от боли, восстанавливая его изначальную установку. Она сделает все возможное, чтобы заставить его, в понимании мужчины, ее ненавидеть. Мужчины Миньона вряд ли позволили бы это. Линия между любовью и ненавистью кажется кому-то тонкой, но может быть и устрашающе широкой — широкой как бездна Хтона. Ибо кто знает, как эти жуткие чувства проявят себя до того, как остановятся на избранном предмете?
Мужчины Миньона мудры. Они понимают, что под опасным факелом неуправляемых чувств накапливается разрушительный слой. Они совершают необходимый и милосердный шаг и гасят огонь до того, как миньонетка начинает действовать. Они по-своему добры — они пытаются вернуть мужчине естественную ненависть до того, как он умер, чтобы он унес ее с собой в мир своих духов.
Цивилизация большой галактики не так мудра. Она видит милосердие в воздержании от смерти. Она признает врожденную опасность любви миньонетки, но предпочитает отправлять жертву в вечную тюрьму Хтона, а не исполнять приговор непосредственно.
Но даже Хтон не содержит в себе зла этой любви. А сколько людей там умерло?
Почему Злоба вышла в галактику? Как? Что заставило ее искать Атона? Зачем она соблазнила его юношескую любовь — любовь, которая должна была мучить миньонетку с самого начала? Без Атона Злобе было гораздо лучше, а при ее высоком положении на Торговом Флоте и безопаснее. Или в родном мире, где все мужчины ее понимали.
Мозг Атона знал ответ, но не сообщал его сознанию. Она сказала ему, там…
— Невзгода, любовь Розового Утеса, до того как он изменился, была сильнее моей?
— Нет, Каменное Сердце. Твоя любовь сильнее. Сильнее, чем у любого мужчины.
«Потому что я из галактики. Потому что я представитель вида, не приспособленного к миньонеткам. Что за редкое наслаждение, когда женщина с этой планеты бежит в галактику, где любой мужчина воспринимает свои чувства со всей наивностью. Где, без знания о телепатической связи, каждый неотчетливый оттенок раздражения и боли притупляет его воображение.
Да, мои душевные движения сильны. Чувствительные хвеи улавливали их и росли в детстве ради меня, и Злоба поняла мои возможности — и что-то еще — когда случайно встретила в том пасторальном мире маленького мальчика. Она совершила жертвоприношение, накинула на мальчика изящную сеть и отправила его прочь, пока распустившееся чувство не стало для нее слишком сильным. Злоба знала, что тогда моя любовь была еще не для нее, хотя она тягостно ее искушала. Я был безобидным развлечением, мигом предвкушения, полем, не готовым для жатвы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});